ШАРЛАТАН
очь была темной, а воздух - сырым. Ветер запускал влажные
холодные щупальца за воротник куртки, заставляя зубы отплясывать
чечетку, и я сжимал челюсти в тщетной попытке сопротивления. Бороться
с этим предательским ознобом я пока не научился, хотя настоящий холод
мог выдерживать достаточно долго. К тому же, на озноб накладывалось
другое чувство - предвкушение. Сыро, темно и мерзко. Где-то наверху, в
лохмотьях бешено стремящихся куда-то туч, замерла Луна - слишком
тусклая, чтобы осветить ночь, но достаточно яркая для того, чтобы
превратить пустую темноту в таинство серебряных теней. Именно то, что
нужно.
В эту ночь они должны быть здесь - те, кто, отвергая пришедших и
придуманных богов, поклоняются матери всех культов и верований -
Тайне. Поклоняются, отвергая поклонение, сортируя скудные обрывки
Таинственного, обросшие мхом глупости и фантазий и от того кажущиеся
древними и великими... Сортируя и пытаясь разложить по полочкам,
потому что наша эпоха, наша цивилизация - дитя порядка. И они здесь, я
слышу их голоса, вижу нечеткие силуэты. Они пытаются играть осколками
знаний и домыслов, и они ждут появления сверхъестественного.
Они ждут.
Я иду.
Гибкие ветви, едва прикрывшиеся молодыми весенними листьями,
неслышно подались в стороны, пропуская меня вперед. Собравшиеся не
видели и не слышали моего появления, обсуждая положение Луны над
рассеченной вершиной холма. Все шло именно так, как и было задумано.
Правая нога двинулась вперед, не отрываясь от земли, щебень и
мелкие осколки стекла противно заскрежетали по влажному бетону старого
бордюра. Спокойствие фигур надломилось, породив почти реальный звук
внезапно лопнувшей в ночи струны, и я глубоко, с шипением, вдохнул
сквозь плотно сжатые зубы. Стоявшие обернулись, настороженно глядя на
неожиданного пришельца из ночи.
- Хорошее расположение, - сказал я им, указывая глазами на
очистившийся от туч серебряный диск. Отсвет Луны сверкнул в моих
глазах, добавив еще один мазок к едва начавшей проявляться картине.
- Ты кто? - с едва заметной дрожью в голосе спросил самый крайний,
невысокого роста, с растрепанной шевелюрой и отчетливо видимой в
лунном свете щетиной.
- Я... Влад. Из Закарпатья, - ни то, ни другое не соответствовало
действительности, но соответствие здесь было совершенно ненужным.
Волосатый парень справа вперил в меня острый изучающий взгляд,
пытаясь нащупать под маской реальности истинной лицо. И я вцепился в
этот взгляд, не отпуская.
Полумрак, взрывающийся шелестом и свистом кожистых крыльев,
рассекающих воздух. Они вырываются отовсюду, прижимая тебя к сырой
каменной стене, и напрасно ты пытаешься нащупать лазейку, ход,
которым пришел сюда. Силуэты скачущих в пыльном воздухе сотен
летучих мышей, режущий уши визг, отрывистые прикосновения. Пыль,
запах тления, забивающий глаза, нос и рот. Невидимое и неосязаемое
ядро стаи, в котором угадывается мрачная и властная фигура.
Мелькание крылатых теней. Визг. Поднятая в бессильной попытке
защититься рука. Боль от укусов и царапин. Страх и безысходность.
Чувствующий пошатнулся, и я отвел глаза. Трое остальных смотрели
то на него, то на меня, и в них нарастал страх перед Тайной.
Потом мы разговорились о том и о сем, о жизни и смерти,
таинственном и обыденном, о всяком. Я весьма поверхностно разбирался в
их представлениях, и на все вопросы о выходящем за пределы реальности
отвечал с загадочной улыбочкой - не знаю. Да что вы, я едва ли не мимо
проходил и в кусты случайно зашел по малой нужде. Нет, конечно нет, я
ничего не умею, кроме того, что все-таки умею, но очень плохо. Я в два
раза среднее среднестатистического человека. Нет. Никогда. Нет, что
ты.
И чем больше я отрицал, тем сильнее они уверялись в таинственности
происходящего. Из "случайно оброненных" слов, взглядов и жестов они
ткали паутину домыслов и впечатлений.
И я упивался их наивным страхом и мистикой. Они сами отдавали
крупицы веры, окружая мою персону еще большей таинственностью. И мне
было хорошо с ними, я давно не испытывал такого удовольствия - быть
Тайной.
не смотрю в окно, но знаю, что там - дождь. Крупные капли бьют в
тамтам жестяного подоконника и отскакивают, рассыпаются осколками в
разные стороны, порождая бессмысленный ритм. А может быть, в этом
перестуке падающих капель есть свой смысл, но мне трудно его поймать?
Что ж, когда-нибудь сыграю и на этом...
Когда же все это началось? Когда этот странный ветер сорвал меня с
места и понес, словно черную бабочку сгоревшей бумаги, понес создавать
небылицы и легенды местного масштаба?
Может быть, тогда, когда мне надоела роль среднего человека?.. Но
не было этого момента, я не топал ногами и не рвал в одночасье
сценарий. Переход был болезненным, но растянулся не на один месяц. Я
долго не мог собрать воедино все то, что рвало мне душу, а затем
понял.
Я понял, что средний человек - фигура гораздо более мифическая,
чем абсолютный гений. Черта, имеющая нулевую толщину и разделяющая мир
на неравные части. Первая - те, кто находится ниже. Те, кто проживает
бессмысленную жизнь, те, кого знают не так уж много людей,
разбросанных на их пути, те, к кому известность приходит лишь
мимолетной, тотчас же гаснущей вспышкой прожектора криминальной
хроники или музыкального поздравления.
Выше черты обыкновенного человека - те, кого знают за пределами их
тропинок. У самой черты - те, кого узнают на улицах либо по имени, но
забывают после их ухода со сцены, дальше - те, кто оставляет в памяти
людей долго не зарастающую тропу, на самом верху - те, кого будут
помнить вечно.
Как высоко взлетел Герострат?
Но люди, верящие моим легендам, зачастую даже не знают, кто я
такой. Не запоминают черты лица, отвлеченные внешней игрой и тем, что
я подбрасываю в костер фантазии. Такая слава - это ниже или выше
черты? А может быть, чуть западнее?..
Но переход к действию - не начало. Это развязка, логическое
завершение того, что началось раньше. Когда? Когда я начал играть роль
Homo Vulgaris? Раньше, когда я еще не задумывался над этим? Сразу
после моего рождения? А может быть, до? Откуда берется придуманное и
почему оно так похоже на воспоминания?..
глазах святого, глядевшего с древней фрески, наполовину стертой
временем, была пустота. Может быть, когда-то эта пустота почиталась
признаком святости, но теперь безжизненные лики смотрятся удручающе.
Метрах в пяти маленькая хрупкая девушка, запрокинув голову,
рассматривала ангелов на сводах. Ангелов со стальными крыльями, как
мне всегда казалось при виде этих изображений. Я пододвинулся чуть
поближе к ней, обойдя угол, и стал изучать лик над ее головой.
Девушка медленно повернулась и тут заметила меня. Может быть, она
просто скользнула бы взглядом и забыла, но...
Я посмотрел на нее абсолютно пустыми глазами, взглядом святого за
моей спиной. И она не выдержала этого взгляда, сорвавшись в скользкий
колодец суеверного страха, попятилась, судорожно хватая воздух, и
быстрой тенью скользнула к выходу, дробно застучав каблучками по
чугунным плитам.
Она поверила в меня.
еревоплощения и притягивают, и пугают одновременно. Я никогда не
притворяюсь героем или злодеем, святым, демоном или сумасшедшим. Я
становлюсь им, и герой снисходительно улыбается мельтешащему у его ног
миру, походя спасая дюжину-другую мирных жителей, злодей хохочет над
только что совершенной вселенской пакостью, святой проникает в душу
взглядом и исцеляет прикосновением. Демон адскими клыками вырывает
душу и держит ее над огнем ужаса, а сумасшедший показывает отражение
мира в тысячах разбитых зеркал.
Больше всего мне нравится быть героем, демоном и сумасшедшим. А
пугает то, что я не могу найти состояние, в котором можно с
уверенностью сказать: "Вот это - я-настоящий"...
Если нет точки отсчета, слова "измененное состояние сознания"
становятся бессмыслицей. Потому что любое состояние - измененное.
Сейчас я - Сказитель, который может перенести на бумагу запутанные
вихри мыслей. Кто я на самом деле? У разных состояний слишком разные
личности, чтобы это понять.
очь обещала быть теплой, и я решил расположиться прямо на
заросшем травой склоне, откуда открывался великолепный вид на город.
Дальние здания терялись в дымке, порождении человеческих рук, ближние
заслонялись следующим холмом, выставляя напоказ лишь разнообразие крыш
и верхних этажей. Город отсюда казался нереальным, словно видение,
картина другого мира, которому нет места среди травы и зелени.
Где-то позади буйно веселились, бренчала расстроенная гитара и
нестройные голоса пели классический студенческий тост - "от сессии до
сессии...". Знакомый чертик вновь зашевелился ко мне, я плавно
поднялся на ноги, вынырнув из высокой зелени, и направился к
отдыхающим. Как я и предполагал, это была компания студентов, и они
воззрились на меня, словно на выходца из другого мира. Шесть пар глаз
цеплялись за мою одежду, руки, лицо и глаза, ожидая развязки. Похоже,
эффект удался на славу.
- Мир вам, люди добрые, - я слегка поклонился.
Кто-то из сидящих поперхнулся и мученически закашлялся. Я присел
рядом с ними по-турецки, не стирая с лица "святую" улыбку. Никто из
них не обронит ни слова. Потому что они - на грани.
- Ээ... Привет, - неуверенно выдавил один, поправляя очки.
Я улыбнулся и ему - персонально, затем поднялся, стараясь ничем не
нарушить образ.
- Да будет Свет с вами, люди добрые, - снова поклон, пусть они
почувствуют тепло.
Теперь надо было таинственным образом исчезнуть - лучше всего для
этой цели подходил тот край, на котором я лежал раньше. Мгновенно
хлопнуться в траву, на спине скользнуть к обрыву и осторожно
спуститься. Я "поплыл" по траве, не оборачиваясь. У меня было всего
несколько секунд, прежде чем они начали глазеть, куда же ушел
загадочный гость.
Вот он, край. Ноги вперед, приземлиться быстро, но так, чтобы не
было слышно ни шороха.
Ноги ушли вперед, дерн подался и я исчез куда эффектнее, чем
предполагал - попросту ухнул вниз по почти отвесному глинистому
склону, подняв изрядную тучу пыли. Скатившись, я тотчас же юркнул за
дерево, чтобы никто не увидел, куда же я подевался. И уже за деревом я
понял: они верят.
ловлю людей, и они начинают верить. Неважно, знают они меня
лично, или нет, но в тот момент, когда в их глазах вспыхнет, пусть
даже сразу погаснув, искра веры, я чувствую удовлетворение. И чем
сильнее они верят, тем лучше получаются легенды. Я смакую их веру, как
превосходное вино, сделанное своими руками, и она пьянит.
Но сначала я должен поверить себе сам.
часто видел их в вестибюле, выходя на перекур. Почему они так
стараются быть похожими друг на друга? Короткий серый ежик волос,
криминально-наглая физиономия, спортивный костюм или хотя бы сумка,
обязательные кроссовки и дымчатая пустота в глазах. Описал одного -
описал всех.
На этот раз своей целью они избрали именно меня.
- Ты программист, да? С компьютерами это? - самый наглый изобразил
руками неопределенный аккорд на неопределенной клавиатуре.
- Угу, - ответил я без малейшего желания продолжать этот разговор.
Двое других стояли чуть поодаль с паскуднейшими ухмылками.
- Ты подожди! - не унимался первый. - И классно шаришь?
Человек Исполнительный во мне испуганно отступил в сторону,
выталкиваемый Демоном.
- Один из самых лучших, - ехидно заявил я.
Он не видел в моих глазах Демона, скалящегося в предвкушении
поживы.
- Ты шо, гонишь?
- Было бы ради кого гнать, - я "машинально" поправил прядь,
упавшую на лоб.
Сейчас. Случайностей не бывает. Вот он, крючок.
- Шо это у тебя за патлы? Ты шо, хиппи?
- И близко не лежало, - оскалился я, щелкая заостренными ногтями
указательного и большого пальцев перед его носом.
Он заглотал резиновую муху с крючком и поплавком.
- Ты сатанист?
- А ты - дурак, - издевательски засмеялся я, глядя ему в глаза. -
Нет, я не сатанист. Сатанисты - это просто дети.
Он застыл с открытым ртом, и я коснулся его переносицы пальцами
вытянутой руки.
- Иди... - очень тихо проговорил я, затем начал беззвучно, едва
шевеля губами, декламировать:
Дай мне сойти с ума,
Ведь с безумца и спроса нет.
Дай мне хоть раз сломать
Этот слишком нормальный свет...
Взгляд его стал совсем стеклянным, он как-то деревянно развернулся
на узкой бетонной ступеньке и заковылял прочь походкой зомби, глядя
прямо перед собой. Через некоторое время за ним побежали два товарища,
а я удивил всех в отделе внезапным подъемом настроения до светящейся
энергичности.
мог бы рассказывать и рассказывать. Как я играл на кладбище, а
мне аккомпанировал ветер. Как я держал одного нехорошего человека
зубами за шею, пока он не отключился, а его спутники не потеряли ко
мне коммерческий интерес. Как некто, больно задевший меня, вскорости
скончался просто так, вызвав настолько массовые пересуды, что это
показалось даже чересчур. Как я был принцем романтики из сказочной
страны. Как во мне проснулся Дракон, повергнув в позорное бегство
десятка два собак и в столбняк - старенького сторожа... Многое мог бы
рассказать.
Что из написанного - правда? Многое - сказал бы я вам, таинственно
сверкнув почти черными глазами. Достаточно правды для того, чтобы
поверить остальному.
Вы поверите в это, я знаю. Если не поверите всему, то хотя бы
части. Если не вы, то другой. И это приносит мне наслаждение. И если я
взгляну вам в глаза, там будет ответ на главный вопрос.
ВЕРИТЕ ЛИ ВЫ МНЕ?
3-9 Марта 1999 г.
