КОНДРАТОВА ДОРОГА
некотором... А поди ж ты - государстве, царей-то, почитай, лет
восемьдесят, как повывели...
Так вот. В некотором, значит, государстве жили-были муж и жена. Все
ж не старик со старухою, хотя и не первой уже молодости. И был у них сын,
Кондрат.
ак-то раз говорит Кондрат матери с отцом:
- Пора бы мне, матушка, пора бы мне, батюшка, самому счастья
попытать, да земли повидать, да и себя показать.
Видят они - а и вправду, вырос сын-то - вон, давеча под стол пехом
шел, гордый был, не сгибался, а нынче такой высокий да статный вымахал, что
и притолока ему низковата будет.
Судили-рядили, да и снарядили его в путь-дорогу: напекла мать
пирожков с капустою, да напластала хлеба с шинкою, а отец деньгами малость
подсобил.
Поплакали, помахали сыну вослед платочком кружевным, да и
проводили.
ондрат же шел-шел, и не успело еще солнышко красное за лес упасть,
как вышел к Черному Тракту. Ох, и нехорошая же за тем трактом молва
водилась! Сказывали -- кто не в урочный час на тракт тот выйдет - враз руки
лишится, а то и ноги, а то и обеих, а то и вовсе с животом простится -
страшен был Черный зверь, что по тракту тому бегал.
Но в час урочный, не без мзды, конечно, возил Черный Зверь по
тракту люд - шутя таскал дюжину, нет - две дюжины карет, да в каждой людей
с полсотни, а кто победнее, ажно сотней набивались. Силен был зверь, что и
сказать.
Глянул Кондрат на тракт - бежит, летит, воет да грохочет Черный
Зверь! Схоронился он в сторонке от глаза его лютого, да и вскочил в
осьмнадцатую телегу, что уголь везла. Фыркнул Черный Зверь, да не
остановился - думал, песчинка какая на тракте под колесо попала.
дет Кондрат по тракту, да по сторонам глазеет. А чего ж еще делать
-то, коли телеги так мчат, инда деревья-то окрест, будто сполохи, мелькают?
Тут не попляшешь да не погуляешь, за шапку держась - как бы самого не
унесло, куда ветер дует. Да и шапки-то у Кондрата, по правде сказать, не
было.
И тут, откуда не возьмись - старушка, изловчилась и прыг на телегу!
Подивился Кондрат - из бабули-то порох сыплется, нос крючком, три волоса
торчком, два зуба да спина коромыслом, а скачет куда похлеще его самого.
- Здравствуй, бабушка! - отошед от удивления, поздоровался Кондрат.
- Здравствуй, внучок! Куда путь-дороженьку держишь?
- Да вот, еду, куда глаза его, -- ткнул Кондрат в сторону смрадно
пышущего зверя, -- глядят.
- А-а, то дело молодое, -- вздохнула бабка. - А у тебя, часом, не
найдется ли хлеба кусочка да денег копеечки? Не тутошние мы, по тракту, да
по тракту, да без бумаг...
- А то, -- согласился Кондрат. - Нужда, оно дело нешуточное,
всякого встренуть может...
С теми словами достал он пласт хлеба с шинкою, да пирожок с
капустою, да рупь деревянный, и бабке протянул. Попотчевалась старая, да и
говорит:
- Спасибо тебе, добрый молодец. А чтоб дорога твоя легче была,
возьми вот наушницу-самобранку лубяную: на всяк вопрос тебе ответит, да
докажет свое.
Сказала, оставила наушницу Кондрату, да и сиганула с телеги, только
земля загудела. Кондрата инда перекособочило, как подумал, каково же бабуле
-то гуркнулось.
Дай, думает, испытаю наушницу-то. Достал он ее из кармана, схоронил
в шуйце, да и загадал:
- А скажи-ко мне, наушница, отчего корова жрет траву, а выходит -
срам сказать, что?
Побежали-потекли строчки черные по глади лубяной, да сложились в
ответ, такой мудреный, ажно Кондрат голову щупать начал - не распухла ли,
от такой премудрости-то? Не распухла, ведь не понял он ни шиша, зато
подивился, эко ж оно у коровы-то внутри мудрено все. И для чего? Срам
сказать...
олго ли, коротко ли ехал - скок на телегу еще одна старуха, пуще
первой согнутая, раза в три постарше, два волоса торчком, один зуб, да и
тот с дыркою поболе самого зуба. Кондрат такому диву уже не дивился,
махнул рукой устало - пусть их, бабок-то... Верно, молодыми не наскакались.
Порылся он в котомке дорожной, выудил оттуда пласт хлеба, шмат шинки, да
рупь деревянный.
- Здравствуйте, бабушка! Вот, угоститесь, чем бог послал!
- Здравствуй, момрый момодец! Мума мумь-момомемьку мемвыф? -
угостилась старушка.
- Да вот, еду, куда Макар телят не гонял, -- соврал Кондрат, ибо
знал, что Макар-то телят разве что за край света не гонял, а там,
сказывают, хорошего мало, вода одна, да и та соленая.
- Экий ты путешественник, -- подивилась бабуля. - Ну вот, возьми в
дорогу свисточек - свистнешь в него, прилетит птица Шара и все тебе будет.
Дала Кондрату свисточек костяной, да и сиганула с телеги, только
треск по лесу пошел. Снова свело у Кондрата зубы от страстей таких.
Достал он свисточек, да и дунул в него. Тишь да гладь, хоть бы
пшикнул свисточек-то. Думал Кондрат, не забито ли где, и так смотрел, и
эдак вертел, как вдруг прилетает птаха, с доброго гуся размером, и садится
немилостиво Кондрату на плечо.
- Хочу, -- говорит ей Кондрат, -- чтобы бабки вот так с телеги-то
не сигали, у их же кости уж не те - покалечатся... Да и хлеба мало
осталось...
- Ачь-от! - согласилась птица Шара, и улетела восвояси.
Поскреб Кондрат затылок, ругнул птицу неосторожную, вытер руку об
штаны, да дальше поехал.
олго ли, коротко ли ехал - скок на телегу мужик оборванный,
бородища такая, ажно Кондрат рот раскрыл. Пригляделся, и вовсе обомлел -
ежели бороду-то обкорнать, и вовсе Макар получится, только без телят. "Ох,
и не к добру я Макара-то помянул..." - подумал Кондрат, крестясь украдкою.
Тот и не заметил - все озирался.
- День добрый, -- наконец-то сказал Кондрат.
- И тебе... Добрый. Ты, часом, птицу тут не видал?
- Какую птицу? - прикинулся дурачком Кондрат.
- Цвету ультра-марин! - гордо выговорил заморское слово бородач, и
поди ж ты - не поперхнулся.
- Какого цвету?! - покатился с хохоту Кондрат, да так бы с телеги и
скатился, не придержи его мужик ногой.
- Синего, дурья твоя башка! - испугался за Кондрата попутчик.
- Счастье приносит.
- А-а, как же, была, -- Кондрат показал не оттертый до конца
затылок.
- Во! Она, родимая! - едва не пустился в пляс мужик. - Везет
тебе... А мне бы ее хоть разок повидать...
Пригорюнился он, да и сел, повесивши буйну голову.
А Кондрат достал свисточек, да как дунет! Свисточек, впрочем,
тотчас в карман схоронил - спас-то его мужик, спас, а вдруг лихой какой?
Прилетела птица, села Кондрату на плечо, да тот шуганул ее:
- Кыш, ультра маринованная, к ему на плечи, его черед загадывать!
Птица тяжко перевалилась на плечо бородатого, тот аж подскочил.
- Ой! - завопил он не своим голосом, -- Птичка! Родимая!
- Агаа, -- важно каркнула птица Шара.
- А сделай так, чтобы меня, да с музыкантами, от края до края
знали!
- Ачь-от, -- фыркнула птица, словно ей это был невесть какой
пустяк, и улетела.
- Коли б не ты, -- повернулся мужик к Кондрату, -- не свиделся бы я
с птицею-то... Держи вот, да не потеряй.
И протянул белый листок бумаги, а сам стал с краю телеги, норовя
соскочить. Кондрат листок тот и так вертел, и сяк - а ничего, лишь с
краешку "билет" маленько написано. Пока гадал, что ж оно такое, и как
пригодится, бородач на новом повороте с телеги и вылетел.
- Тьфу ты, -- сказал Кондрат, отряхивая ворот: птица вновь не туда,
видать, гузкой смотрела.
олго ли, коротко ли ехал Кондрат, да и приехал во град светлый.
Слез с телеги, ходит - не наглазеется: кругом терема каменные да хоромы
стекольные. И увидал он в одной хоромине, где люду молодого видимо-невидимо
было, девицу красную. Да до того пригожую, что у него посредь дороги и ноги
отнялись. А девица прошла мимо, да и уехала в большом тарантасе самобеглом.
Рванул Кондрат на груди рубаху, потом полез в карман, да лубяную
наушницу достал:
- Ну-тко, покажи мне, кто да чья эта девица?
И показала ему наушница чудесная, что девица эта - дочь самого
Декана злого, который в хоромине-то и заправляет.
ошел Кондрат во хоромину, да и поклонился декану низко:
- Пришел я, вашество Декан, твою дочку сватать.
Глянул Декан - а неказист вроде женишок-то, ни знатен, ни богат. И
решил схитрить:
- Отдам я за тебя дочку. Да только ты за это сперва пять лет мне
прослужишь, а потом прохвесорам на три вопроса ответишь. Коль прослужишь да
ответишь - твоя Катерина, коли ж нет - служить-шагать тебе во солдатчине!
тслужил Кондрат у Декана пять лет, да и слюбился за это время с
егойной дочкой. Ох, и служба была - ажно камень гранит заставляли его
грызть, так грыз! Говорила Катерина Кондрату:
- Ой, и не хочет меня батюшка мой за тебя выдавать. Чует сердце
моe, подвох здесь какой-то.
о надеялся Кондрат, что все ясно будет.
Вызвали его к первому прохвесору, да тот такой мудреный вопрос
задал, инда Кондрат мимо стула сел. Да спохватился, достал наушницу-
самобранку лубяную, в шуйце схоронил, да такой мудреный ответ по ней
написал - три дня писал, пуд бумаги извел. Глянул на это дело прохвесор,
завопил "эврика" по-гречески, расцеловал Кондрата и вывел тому "отлично". А
сам тотчас уехал с пудом Кондратовой бумаги, получать премию носовую... Аль
шнобельную... Запамятовал я, ну да сгинул, так сгинул - не о нем сказ.
ызвал его другой прохвесор, да свой вопрос задал:
- А скажите мне, коллега, лысина-то моя - брита аль стрижена?
"Охти мне", -- подумал Кондрат: "Скажу, что брита - скажет, нет,
стрижена. Скажу, что стрижена - скажет - брита..."
Видит прохвесор, что пригорюнился малый, и говорит:
- Сейчас вернусь, коллега, и чтоб ответ был готов!
И - за дверь, над бедным Кондратом потешаться.
Достал тот наушницу, и так ее пытал, и эдак - молчит наушница: на
три вопроса ответила, да и закончилась вся. Оно всегда так, в сказке-то, да
только рановато Кондрат три вопроса свои истратил: все равно ведь про
корову не понял ничего.
Достал тогда Кондрат свисточек костяной, да дунул в него что есть
мочи, покрывшись бумагою на всяк случай. Прилетела птица Шара, он ей и
говорит:
- Сделай так, чтобы у прохвесора, как войдет, буйны волосы на
голове выросли!
- Ачь-от! - по своему обыкновению крикнула птица, и была такова.
А тут и прохвесор заходит:
- Ну-с, коллега?
- А то, -- говорит хитро Кондрат, -- не брита и не стрижена. И
давненько ж не стрижена!
Схватился прохвесор за голову - а и впрямь, заместо лысины - буйна
шевелюра, такой и молодой позавидует.
- Ну, уважили, коллега! - обрадовался он, смекнув, что без Кондрата
тут не обошлось. И "отлично" поставил.
тут вызвал Кондрата третий прохвесор, и с ходу - вопрос:
- А угадайте, коллега, кому сейчас в солдаты идти?
- Нешто вам? - думал схитрить Кондрат, да не вышло.
Зашелся прохвесор хохотом страшным, нарисовал Кондрату оценку
страшнее Лиха Одноглазого, и пошел вон из светлицы.
идит Кондрат ни жив, ни мертв - думает, что ж теперь-то? А тут и
ратники на зеленой колеснице поспели, взяли его под белы руки, да и повезли
в солдаты брить. А как привезли, так и велели все, что есть, в амбар сдать,
до сроку. А срок-то долог!
Вынул Кондрат из карманов два медяка, да бумагу белую. Что тут
поднялось!
- Белый Билет! Белый Билет! - завопили служивые. - Ох, ходи отсель
подобру-поздорову, человече, не накличь лиха на наши головушки!
А Кондрату того и надо было. Кинулся он прочь из дома казенного, да
и побежал прямехонько к деканской дочке.
увез он ее от злого Декана к своей родне, женился, и стали они
жить-поживать. Да и по сей день, почитай, живут - сам давеча от Кондрата по
мордастам получал, а жена его половником стучала.
6 октября 1998
Одесса
